(О книге: Лида Юсупова. Dead Dad. – Тверь: Kolonna Publications, 2016)
Книга Лиды Юсуповой очень честная – и потому страшная.
Страшная прежде всего запретными, неназываемыми темами, которые поднимает поэтесса. Ведь мы ничего не хотим знать о смерти внутри и вокруг нас, о насилии, о беспомощности. Это всегда случается с какими-то другими, неправильными. А мы правильные, с нами никогда и ничего не случится, мы будем жить вечно и никогда не умрем, а если умрём – не поверим.
Страшнее то, как говорит Лида Юсупова: буднично, реально, обыденно. Смерть есть. Есть боль. Ты не сможешь справиться с этим, что бы себе ни говорил.
любви нет нигде и ты это откуда-то знаешь
и конечно не ждёшь
в пять лет на улице Карла Маркса и ты
всегда будешь помнить белый свет
облачного неба невысокие зеленые
кусты с жёсткими листочками круг
на земле ножичек в руке узнаешь что ты
вообще-то даже не тот для кого сделали
этот мир
Сначала, когда я думала об этой книге, я думала о музыке – о фриджазе, бурдонном складе, идиоматической импровизации, перебирала термины как бусины, но вдруг поняла, что это всё не о том.
На самом деле то, что делает Лида Юсупова, – это история про женское письмо. Многолетнее выстраивание женщинами своего способа говорить, а значит, своей реальности, своей, настоящей, а не навязанной авторами-мужчинами, идентичности.
Элен Сиксу, одна из основательниц феминистской критики, говорила о том, что женское письмо – это то, что должно децентрировать систему значений языка, разрушить его изнутри. Сделать так, чтобы не осталось грани между говорением и текстом, порядком и хаосом. Чтобы маскулинный язык, основаный на бинарностях, был уничтожен. А на смену ему пришёл язык как физический акт, как голос, дыхание или тело.
Именно этим занимается Лида Юсупова. Деконструирует язык и создаёт новый.
Это похоже на электронный семплинг. В «Приговорах» – самой настоящей и страшной части своей книги – она берёт сухие канцелярские тексты реальных судебных приговоров, которые скучно и сложно читать, язык которых вообще не приспособлен для чтения, корявые любовные стихи убийцы, и тасует мёртвые слова, выжимает из них ритм и дыхание, заставляет их двигаться, чтобы за чудовищными нагромождениями слов мы увидели смерть и боль. И поняли, что это про нас.
он смотрит так нежно так открыто он так
беззащитен и думаешь думаешь как же
он мог с такими глазами разве он мог
с такими глазами с таким взглядом
с такой беззащитностью
почему почему почему
я люблю тебя девочка слышеш. я люблю
тебя тока одну. ну а ты меня не навидеш
почему почему почему.
как мне легко тебе доверять довериться
проводи меня через лес
проведи меня через ле
напади на меня задуши меня
избей меня раздень меня
засунь палку в меня
вынь из меня кишки
я люблю тебя девочка слышеш. я люблю
тебя тока одну. ну а ты меня не навидеш
почему почему почему.
почему почему почему
почему почему почему
почему у убийцы красивые глаза
для кого у убийцы красивые глаза
до того у убийцы красивые глаза
и после того у убийцы красивые глаза
такие же красивые глаза
Само название книги – «Dead dad», «мёртвый отец», возвращает читателя к истоку, к началу, к материнскому телу. Лирическая героиня тяжело переживает неизбежную смерть отца, всё время возвращается в неё как в страшный сон, где вечные поиски этого отца и попытки выдрать его образ из себя. Она как будто проходит инициацию на наших глазах. Оставляет мёртвого отца, патриарха, бога, господина позади. И переходит в новое состояние, в новый мир внутри себя, в котором больше нет страха.
когда я прихожу
и склоняюсь над ним
то есть когда я ухожу
и целую его
он
сжимает руку
своей холодной
и заглатывает меня
Скульптура Рона Мьюэка, давшая имя книге, идеальная иллюстрация для этого. Скульптура на самом деле очень маленькая, крошечная, несмотря на пугающую детализацию. Сам художник говорил, что когда его отец, страшный, большой человек умер, он поразился, насколько маленьким он стал после смерти. Книга именно об этом.
твои прозрачные голубые глаза
смотрят в прошлое
на многих меня
Для нового способа говорения, женского говорения, над созданием которого работает Юсупова, нет других границ, кроме границ себя, которые нужно преодолеть, то есть выйти за границы своей телесности путем её проговаривания. Как заклинание – до-социальное и до-языковое, то, что выразить невозможно. Именно поэтому женское письмо работает принципиально иначе, не подвергается классификациям и теориям, ускользает от маскулинных дискурсов.
«Женское письмо будет доступно лишь тем, кто разрушает автоматизм, тем, кто находится на периферии, и кто не поклоняется никакой власти», – пишет Элен Сиксу, и лучше неё не скажешь.
Тексты Лиды Юсуповой начинаются отовсюду, не стремясь к началу и завершению. Это одна большая текучая история:
конечно ты можешь смотреть во тьму
но это всё равно что не смотреть вообще когда
последний раз в жизни можно на что-то смотреть
и ты смотришь на шевелящуюся грязь
которую никто кроме тебя не увидит
<…>
она будет последней
кто увидит тебя
кто скажет тебе прощай
кто скажет тебе
ты здесь
рядом
со мной
навсегда
ты мой
я покрою тебя
я возьму тебя
я обрасту тебя
я стану твоей новой плотью
я стану тобой
ты станешь мной
ты станешь медленно шевелящейся грязью
в этой холодной тьме
медленно шевелящейся грязью
грязью
и никто никогда не найдёт тебя
я покрою тебя
спрячу тебя в себе
В попытке уйти от структур Лида Юсупова пишет преодолевая инерцию, так, что читая эти очень близкие, беззащитные, личные тексты, ты словно все время смотришь в глаза поэтессе:
дедушкина жена-ихтиолог
плывёт против течения по темному коридору
и смотрит на меня
смотрит
У Оксаны Васякиной есть стихотворение, в котором она рассказывает, как продаёт книги в книжном и ту самую страшную книгу Лиды Юсуповой, как самую любимую и важную, выкладывает в первый ряд. И люди листают, но никто не покупает, потому что это стыдные стихи о том, про что не говорят. А в какой-то момент:
мужчина положил книжечку и ушёл
а потом вернулся
с ухоженной девушкой
он снова взял книгу Лиды
и передал девушке
я смотрела на неё
и она в белой белой белой
блузке
с прозрачной татуировкой
на красивой красивой красивой коже
прыснула смехом
она читала и смеялась и перелистывала страницы
и смеялась
<…>
но у меня было чувство
что я до сих пор смотрю на ту женщину
и она говорит спасибо
а ещё что ей не нужна такая поэзия
она все смеётся смеётся смеётся
ей не нужна такая поэзия
как монетка
ценностью в 50 копеек
продавщице театральных программок
«Dead dad» – страшная книга. Невероятная, потрясающая книга. Очень важная книга. Прочитав, хочу, чтобы её не было. Хочу, чтобы всё было как раньше. Нет. Хочу, чтобы такая поэзия, страшная, женская, правдивая – была. Чтобы как раньше не стало уже никогда.
Статья написана для проекта Лиterraтура