Кира Фрегер
Куда Льюин Дэвис несет кота
Екатеринбург ; Москва : Кабинетный ученый, 2020
Есть такие тихие слова, которые боишься произнести — ведь каждое слово тащит за собой хвост из ненужных коннотаций, посторонних смыслов. В результате эмоция, чувство — невербализируемо, потому что одно только его название все исказит, уничтожит, сделает ненастоящим, то самое волшебство пропадет. Это как признание в любви или единственно верное слово для стихотворения — когда боишься затертыми штампами сделать только хуже, когда опускаешь руки от того, что язык слишком несовершенный инструмент для передачи смыслов. Они крошатся, истончаются даже на коротком расстоянии, пока шепот достигает уха, что же говорить о большем, “/ у меня не тем забита твоя голова / она тычет пальцами в пустые слова /”.
В бессильном перед называнием мире, где слова не передадут смыслов и не будут значить ничего, остается только лирический субъект “по пятки в немокрой воде”, “когда расколдованы предметы воздух и время на время не похоже” — “/между прочим и главным / листком и листком/ на снегу/.
Теоретики неомарксистского литературоведения Теодоро Адорно и Терри Иглтон писали о том, что лакуны и умолчания в тексте оказываются куда важнее его очевидного содержания. Именно в умолчаниях, по ту сторону языка скрыто гораздо больше, чем остается на поверхности текста.
Стихи Киры Фрегер именно такие — они как будто состоят из умолчаний. Это фотографическое запечатление мира, где “/ так тихо что / слышен поворот головы / одуванчика”, а “безвозвратные слова от ужаса молчат”, и голоса от молчания почти не отличить.
В пространство этого тотального умолчания вытеснен и страх перед одиночеством (“как суметь, чтобы то, что шести миллиардов других, и меня не касалось”), машиной авторитарного государства (“/ 22 июля когда на мои шестьдесят /нас освободят и отправят назад под конвоем/ миллионов выросших обнулят/”), насилием (“/меж рёбер крутится перо, торопится конвой /тебя и всё твоё добро пожаловать домой /”), смертью (“а я не хочу умирать”). Все это остается между строк, почти неназванным, но так хорошо понятным и угадываемым.
Человек маленький, слабый перед огромными всесильными вещами — для такого нет маленьких слов, их не может хватить.
Книга говорит с читателем равным, тем, кто за цитатами из Бродского и Гумилева, из детских песенок и фильмов братьев Коэнов разглядит тоску и беспомощность, от которой не спрятаться в перечеркнутых строчках, в грустной иронии и нарочитом снижение пафоса.
забудемте слово «работа», понятие «деньги»,
закроемте фото «солдаты ОМОНа и дети»
и полетимте из антиутопии
в солнечную утопию
петь и смеяться, как эти
После того, как закончишь уговаривать себя, мол, все обязательно будет хорошо, что-то останется стоять за спиной, на самой периферии зрения. Тексты песен, строчки из сценариев любимых фильмов, пунктуация, речь — рассыплются, теряя значение. Всё предвещает — ничего хорошего.
(опубликовано в журнале “Лиterraтура” №185)