Стихи

СТИХИ ПОСЛЕ 24 ФЕВРАЛЯ

***
под бомбами гибнет чужая страна
под бомбами гибнет родная страна
под бомбами гибнут планы и будущее
гибнут живые люди живые люди
зажмуриться и не видеть не помогает
смотришь на фото сгоревших домов могил на детских площадках
трупов на улицах трупов со связанными руками
разве войну остановят тексты стихи протесты
донейты в благотворительные фонды
Россия сжирает и убивает сжирает и убивает
кусается мечется в панике зашибает насмерть
стреляет вокруг стреляет себе в ноги
стреляет в небо и в воду и в землю

***
каждый день засыпаю чтобы проснуться дома
но нет никакого дома
старики вышли воевать со временем и с пространством
уничтожают людей мою страну мой язык
жизнь без страха планы на будущее
(рухнула экономика исчезла работа
ипотека схлопнулась закрылась аспирантура)

в марте я собралась за неделю
не приходя в себя решала вопросы собирала бумажки
день рожденья в очереди за лекарством
разревелась обнимая маму у аэропорта

(разве твой страх имеет право на существованье
если в Украине умирают люди рвутся снаряды
если они умирают а вы-то живы

если бежишь из своей страны ставшей вдруг сумасшедшим адом
без подготовки без четкого плана с одним чемоданом
уворачиваясь от горящих обломков твоей предыдущей жизни

если будущее сжалось в маленькие бытовые задачи
пережить еще один день и не свихнуться
получать документы разбираться с работой перевозить родных
выживать и поддерживать не жаловаться поддерживать и выживать)

одни друзья говорят про тех кто уехал “предатель”
другие про тех кто остался “безумец”
за этим страх он обволакивает каждое слово
жизнь вышла из-под контроля задорно несется в пропасть
на всех парах все быстрее не перехватишь не остановишь
страна заливается истерическим смехом на губах выступает пена
бьется в конвульсиях плачет не верит собственной смерти

***
на четвертый месяц войны открываешь глаза
со всех сторон невыносимая красота
изобильное лето стоит во весь свой огромный рост
новая жизнь обнимает целует в щечку

только что же так страшно страшно и звон кромешный
это родина гремит ржавыми кандалами
начищенными до блеска железными кандалами
отполированными до скрипа железными кандалами

из липкого сна не выбраться не проснуться
по кругу летят самолеты падают люди
взрываются бомбы по кругу летят самолеты
кошмар не кончается не кончается не кончае…

на уцелевшей стене белой от солнца заброшки
как будто в замедленной съемке стоишь и читаешь
страшно домой страшно из дома
страшно из дома и страшно домой


СТИХИ 2018 — 2022

***
или не можешь уснуть широко глаза раскрыв наблюдаешь
корни речи пульсируют шумно ворочаются дышат
неслышно слова набухают почками прорастают внутрь
копошатся переливаются буквы в каждой строке
нанизанные на булавки бисерные жуки
перебирают лапками гудят расправляют крылья

***
в воспоминаниях риты райт-ковалевой
есть одно — которое не отпускает меня никогда
ещё в пору студенчества
она со товарищи отправилась в фольклорную экспедицию
а может антропологическую экспедицию
а может искать двери в мир мертвых
стучатся в чёрный вигвам
внутри невозможности языка
и с ними был хлебников

так вот на пути они останавливаются на ночлег
в случайном доме у случайных людей
всех положили на сеновале
поверх горы сена под окошком под самой крышей
рита райт просыпается ночью видит
в оконном проеме огромная бронзовая луна
свесив ноги на улицу сидит хлебников
она спрашивает велимир что с вами
он отвечает
завтра утром пойдём по болоту наберём воды вскипятим
будет суп из микроорганизмов

на этом месте история обрывается но в своей голове
я все время слышу тихий вкрадчивый голос
чувствую маленькую жизнь под ладонью
маленькую жизнь внутри трухлявых больших слов

пока я сплю планета движется вокруг солнца
что-то шевелится в теплом ее животе
внутри каждой истории каждого стихотворения

на болотах зреют ягоды рассеянных смыслов
в супе кипят микроорганизмы эволюции и языка

Гипотетические континенты

время жадно лакает из моих рук
вены набухли сосуды звездами распустились

равнодушное время идёт по моим позвонкам
а они истончаются и хрустят под его сапогами

вот сухая как будто чужая кожа 
тектонические сдвиги морщин

тело огромный медленный материк 
двинулось раскалывается на части

где я останусь нынешнее мое я
под кожей сменяемой ежеминутно ежесекундно

каждый день короче чем предыдущий короче
еще один шаг и ещё на один ближе ближе

станет ли то что было границами миром моим настоящим
только картинкой в учебнике гипотетическим континентом

с именем подходящим зверю средневекового бестиария
лавросия кенорленд родиния нуна пангея

***

говорят, отношениям психотерапевта и пациента нет аналогов в реальной жизни
говорят если упала вилка нужно наступить иначе придут незваные гости
что первого сексуального партнёра запомнишь на всю жизнь
но в мозгу останутся ничего не значащие обрывки
детская комната пульсирует залитая необъятным солнечным светом
песчаная дорога к морю и пыльные облака из-под шагов
на самом деле сотрется все
разве будет иметь значение
кто провёл тебя через дебри первого трипа
по упругой земле к чёрным травам молчащим деревьям
раскачивать на кончиках пальцев луну
не смотреть в глаза зеркалам
молчать внутри невозможности языка

***
1.
приехать в далекий город свой город
как будто бы по делам но на самом деле
нежно звать город по имени
чесать за ушком целовать в шею
проходить насквозь
украдкой гладить
ствол дерева скамейку в парке
нагретые за день плиты набережной
потому что любовь не имеет названья
потому что просто такое небо

2.
что запомнишь увезёшь с собой в чемодане
обещая что теперь никогда не забудешь
туман поднимается от воды заливает ночной парк 
плывешь сквозь него сквозь густое тёплое молоко
синие цветы в пучках травы на обочине улицы Куйбышева
как подарок тебе одной ведь никто больше не замечает 
ручей шелестит под ладонью на дне обмелевшей реки
спрыгнула с набережной чтоб поздороваться чтобы погладить
город распахивается как шкатулка полная самоцветов
глаз выхватывает из темноты
нежно щерятся руины огромной гостиницы
прожекторы изумленно гудят
мотыльки бьются о стену света

***
звук имени ровно дышит молчит
ни длинен ни йотирован ни краток
оставаться кратным себе самому
быть говорить только по существу

каждое утро откроешь другие глаза
а узнаешь себя того же
кого любили кого не хотели
находили в слезах/капусте/своей постели

время при(о)шло в ладонях медленная вода
в земле в голове качаются грунтовые воды
время стать этой пылью/песком/
зажать между пальцев ответ
пора ли бояться
смерти
жизни
свободы

***
на шум снаружи никакого ответа внутри
окуклиться и не слышать громкой жизни вокруг
большие тяжелые мысли стоят в голове
толчок — тело расколото
куски неправильной формы

это из хрупкого кокона высохшей скорлупы
проклюнулись подняли голову немощные слова
каждый язык рождается с мертвым зерном внутри
расправляет склизкие крылья влажные перепонки
мертвый язык шевелится внутри тебя
пожирает смыслы обгладывает словоформы
выедает легкие диафрагму гортань

текст распадается
белый шум вместо строчек
хрипло дышит не реагирует на свет

***
впервые смотрела “танцующую в темноте” в 2004
мне было пятнадцать не такая как все обычно для этого возраста
артхаусные фильмы всегда показывали ночью
я заранее договорилась с родителями
замерла у телевизора в большой комнате
в начале один персонаж говорит про героиню бьорк как странно она поет
тогда мне тоже казалось странно
я ничего не знала о джазе бурдонном складе об атональной гамме
но сдвинутая реальность захватывала
в этой музыке было то чего не было в неустроенном мире начала двухтысячных
(жареная курица только-только перестала быть праздничной едой)
в обычной подростковой жизни индустриального уральского города
(унылые уроки музыкалка две сигареты по дороге от дома до школы)
дело даже не в выкрученном на максималки контрасте кадра
а в странном и небывалом стоящем рядом со скучным и повседневным
превращающим одно в другое и обратно пока они полностью не сольются
до сих пор кажется что режиссер ухватил это случайно
ведь настоящее в фильме не сентиментальная история подростково-упрямой героини
(в пятнадцать вызывает чувство солидарности в тридцать кажется эгоизмом)
а индустриальный шум становящийся музыкой
песня которая звучит в твоей голове
неслышная никому больше

самая важная
единственно важная

***
когда карантин только начинался не было ничего кроме страха
я уехала к тебе на неделю а прожила три месяца
пять человек в огромной сталинке мы натыкались друг на друга 
как в темноте налетаешь на мебель в тесной кухне
весна началась внезапно сразу со всех сторон
днём я ходила на разрешённых ста метрах
трогала землю траву
после тусклой лампы накаливания
удивлялась цвету вокруг
ночью в безлюдной темноте начиналась какая-то жизнь
шли в лес через дорогу
его обнесли забором нужно было взять бокорезы
разрезать сетку-рабицу пробежать сторону видимую с дороги
двигаться сквозь сырую траву дышать слушать птиц в четыре утра

когда стало можно гулять в парке было совсем тепло
я сняла рубашку чтобы как в стихах Уолта Уитмена 
чувствовать воздух на коже 
его объятья и прикосновенья
время/пространство схлопнулись совершенно
была жующая глотающая переваривающая квартира
смертельный невероятный мир снаружи
темный и пустой как в постапокаллиптическом фильме
с детства я усвоила что красота 
это предельность за которой стоит смерть
ужас с обратной стороны делает все более четким
очищает от шелухи позволяет быть настоящим

моя история локдауна о красоте
по которой тоскуешь в которую бросаешься как в море
а она держит тебя на плаву
можно лечь на спину тебя понесёт вперед
галька будет шептать под волнами
и со всех сторон
нестерпимый солнечный свет

***

впервые смотрела “танцующую в темноте” в 2004
мне было 15 не такая как все обычно для этого возраста
артхаусные фильмы всегда показывали ночью
я заранее договорилась с родителями
замерла у телевизора в большой комнате
в начале один персонаж говорит про героиню Бьорк как странно она поет
тогда мне тоже казалось странно
я ничего не знала о джазе бурдонном складе об атональной гамме
но сдвинутая реальность захватывала
в этой музыке было то чего не было в неустроенном мире начала двухтысячных
(жареная курица только-только перестала быть праздничной едой)
в обычной подростковой жизни индустриального уральского города
(унылые уроки музыкалка две сигареты по дороге от дома до школы)
дело даже не в выкрученном на максималки контрасте кадра
а в странном и небывалом стоящем рядом со скучным и повседневным
превращающим одно в другое и обратно пока они полностью не сольются
до сих пор кажется что режиссер ухватил это случайно
ведь настоящее в фильме не сентиментальная история подростково-упрямой героини
(в 15 вызывает чувство солидарности в 30 кажется эгоизмом)
а индустриальный шум становящийся музыкой
песня которая звучит в твоей голове
неслышная никому больше
самая важная
единственно важная

***

1.
приехать в далекий город свой город
как будто бы по делам но на самом деле
нежно звать город по имени
чесать за ушком целовать в шею
проходить насквозь
украдкой гладить
ствол дерева скамейку в парке
нагретые за день плиты набережной
потому что любовь не имеет названья
потому что просто такое небо

2.
что запомнишь увезёшь с собой в чемодане
обещая что теперь никогда не забудешь
туман поднимается от воды заливает ночной парк 
плывешь сквозь него сквозь густое тёплое молоко
синие цветы в пучках травы на обочине улицы Куйбышева
как подарок тебе одной ведь никто больше не замечает
ручей шелестит под ладонью на дне обмелевшей реки
спрыгнула с набережной чтоб поздороваться чтобы погладить
город распахивается как шкатулка полная самоцветов
глаз выхватывает из темноты
нежно щерятся руины огромной гостиницы
прожекторы изумленно гудят
мотыльки бьются о стену света

***

1.
когда разводилась с первым мужем
даже еще не разводилась просто рассталась
ушла самой себе не признаваясь это конец
хотя точно знала это конец
до последнего очень боялась снимать кольцо
думала каждый вокруг увидит и сразу поймет
то ли про фиаско в личной жизни
то ли толстовское “ничья жена”
даже маме не говорила
было так мучительно стыдно
как будто не справилась не оправдала
муж носил кольцо до последнего
даже когда разъехались окончательно
даже когда выпал камень
даже когда треснуло
(запаял и носил)
только когда раскололось напополам
понял — теперь точно все
второй муж был музыкантом
звучит почти как диагноз

я называю их первый второй
как будто нет имен ничего не было все неправда
однако же было было
теперь могу принять с благодарностью
огромную безумную эту нежность
неуклюжие юношеские попытки
говорить другому ты имеешь значение

2.
иногда думаю что отношения
огромная непосильная ноша
между словом вылетающим изо рта
между ухом которое его ловит
непреодолимые расстоянья
слова соскальзывают деформируют смыслы
лицо другого растворяется исчезает
внутри своих оскалившихся проекций
стоят зажмурившись два человека
испуганные дети слепые котята

3.
в паспорте на странице семейное положение
можно поставить только четыре штампа
дальше менять паспорт
терять его
эмигрировать в свою внутреннюю Монголию
макровселенную
взрослую жизнь

***

(интервью для этого текста взято у Ирины, г. Оренбург в рамках проекта «Идущий человек» в 2020 году)

заболела я два года назад
рак молочной железы
но химии не было
то есть щадяще все прошло
хотя очень тяжелые лучи
в смысле лучевая терапия
у меня был молодой врач
ну знаете у молодых же много амбиций
я ему говорю удаляйте все я боюсь
а он нет обязательно сохраню красоту
лучи сожгли верхушку легкого
не все легко
но легче чем могло быть
без химии обошлось
я даже передать не могу
другой бы отчекрыжил и все
мне 48 сами понимаете
когда такое случается
думаешь хоть бы убрали тут на все согласен
а ему нет
ему эстетическая сторона важна
не абы как
я радовалась знаете
мне так повезло
а еще когда я лежала в палате
мне так повезло с девчонками по несчастью
когда коллектив такой положительный
энергия идет
энергия помощи
вот была история
она наверное татарка по национальности
у меня операция в девять утра
и так страшно
я говорю позвони в церковь при онкоцентре
у меня там все готово свечку я купила пускай поставят
и она сама пошла спустилась зажгла попросила
за меня помолилась
а она даже не той веры
такая поддержка
когда после наркоза отходишь
а все вокруг
ведь точно такие же
болезненные хрупкие
тебе помогают
две недели находишься с близкими людьми
как будто бы знаешь их всю жизнь
мне так повезло
повезло с соседями по палате
а потом что попала в волонтерское движение
не одна со всем этим осталась
никогда не было фотосессий
а тут такие шикарные
мы выезжали с байкерами и на природу
то есть то чего у меня никогда не было
гончарное дело нейрография
очень много движения стало кроме дома/работы
почувствовала где-то нужной себя
насыщена чем-то жизнь стала
никто не замкнулся на своей болезни
сами мы не замкнулись и другим не даем
страшно иногда конечно
со страхом можно доковыряться до безумия
думала конечно копалась за что мне
не просто так
за что-то дано
не наказанье а испытание
значит должна это пройти
со временем знаете все становится лучше
я вот иду по парку 
меня раньше муж довозил до работы
сейчас за две остановки высаживает
я иду по парку дышу и радуюсь
я раньше осень не замечала
на какие-то вещи совсем не обращала вниманья 
сейчас стала ценить
люди вокруг и даже эти стихи
вот мне же одной посчастливилось попасть
это все стечение обстоятельств
таких хороших
мне повезло ну ведь скажите

***
со временем все уменьшается усыхает готовясь исчезнуть пока ты вырастаешь
маленькие столы или стулья кукольный умывальник в родительском доме
миниатюрные улицы детальные как на картинке
крошечная школа детский сад как из музыкальной шкатулки
бабушка крохотная в микроскопическом гробу с малюсенькими цветами 
такой могли бы сделать питерские умельцы микрогравюры
они вырезали профиль Пушкина на рисовом зерне
двадцать лет назад выставка проходила в гимнастическом зале моей школы
невидимые экспонаты большие увеличительные стекла
я приехала незадолго до ее смерти
маленькая почти невесомая высохшая оболочка 
ушла память потом язык потом реальность
нечленораздельно говорила с фотографиями 
прятала и перепрятывала вещи
рвалась на улицу хотя почти не ходила 
мама сменила дверь запирала/заклеивала шкафы
бабушка потрошила альбомы вытаскивала фотографии
отчитывала и потом рвала их одну за другой
уничтожая всю предыдущую жизнь
людей которых больше нет которых больше не помнишь
схлопывая уменьшенную реальность ещё сильнее
стирая прошлое внутри рассыпавшегося сегодня
продезинфицировать мир от следов от воспоминаний
оставить после себя идеальное ничего

***
стоим с плакатами
идем в колонне демонстрантов
кричишь в мегафон
поднимаю булыжник
поваренная книга анархиста

шоплифтинг сквоты коммуны
кормишь завтраком пока верстаю листовки
пишешь заявку на митинг
сижу с ней в министерстве безопасности
разворачиваю плакаты перед ментами
проверяешь не забыла ли бейджик организатора
грею твои окоченевшие руки
приносишь на митинг термос с горячим кофе
биться лбом в глухие ледяные стены
отчаиваться плакать опускать руки
быть слабыми маленькими вдвоем
умирать не сдаваться

борьба боль преодоление усталость
это и есть секс
это и есть любовь

***
мой единственный способ быть женщиной
единственный способ быть
это текст
мир есть текст
быть женщиной
в мире мужчин
в мире насилия и агрессии
в мире капитализма
в мире войны и боли
в мире ненависти и страдания
в мире постоянного умирания
быть женщиной значит быть текстом
превратить сознание в буквы и тело — в слова
я редуцировать до [ja]

этот текст о любви
всегда о любви

***
тихие сестры каждую ночь
плачут ко мне из-под земли
в глазах их слезы из янтаря
в глазах шевелятся корни травы
подземным голосом говорят
тянут прозрачные пальцы свои
хрустальные кости
омывает вода

нежность и сила красота и борьба
не заканчивается даже когда
вдовец Андреа Дворкин после похорон торопливо засовывает в камин рукопись ее неопубликованной книги
Вирджиния Вульф задерживает дыханье шагает в ледяную воду
камни в карманах перекатываются стучат словно зубы
Сильвия Платт встает на колени кладёт в духовку голову открывает газ

качаются листья в нашем саду
желтеют засыпают нашу войну
хлеб и розы стихи и слова
не забывай нас никогда
мы станем кровью в твоих руках
будем пульсировать в зрачках
как семена весной прорастем
станем с тобой вдвоем

***
1.
нежно глажу руки
на них родинки и волоски
поры и линии кожи
полосы шрамов — как густая трава
как полоски на шкуре тигра

2.
чуть выше запястья четыре глубоких
это в Новоуральске
чтобы не разреветься от обиды и боли
я зашла в ванную
и тихонько
чтобы не услышала твоя бабушка из соседней комнаты
порезала руку старой бритвой
которую я нашла там же
эти порезы потом воспалились и долго не заживали
но в тот раз я осталась целой

3.
а этот прозрачный
на самом запястье
наверное десять лет назад
чтобы заглушить слезы и страх
резала раскрытыми ножницами
в туалете филфака

4.
этот шрам похожий на перевернутую букву г
почти невидимое основание
и жирная белая черта сверху
история про старшую школу
про родителей которые тебя не видят
только если больно ты существуешь

5.
этот шрам на запястьи правой руки
помню особенно отчетливо
снова ты
и я сидящая в ванне
плачущая под струями воды
вода смешивается со слезами
нельзя угадать вкус того, что течет по лицу

чтобы выпустить дурную кровь
взяла тонкие маникюрные ножницы
разрезала запястье
потом неловко срослось
долго был бордовый шрам
похожий на вяленое мясо
когда попала в больницу отшучивалась
это бандитская пуля

6.
мелкие шрамики
вертикальные и горизонтальные
покрывают руки со всех сторон
плотно охватывают как кора дерева
ничего не помню о них
кроме того что за каждым боль
физическая только чтобы
зафиксировать реальность
той второй и себя в ней

7.
в санкт-петербурге есть татуировщица
которая бесплатно забивает такие шрамы
на фотографиях ее работ в соцсетях
насекомые и мертвые птицы
поверх боли и самоповреждений
поверх попыток выцарапаться
из слабой пустой оболочки

8.
в теории сэлфхарма есть негласное правило
нельзя резать очень заметные места
боль нельзя показывать
никто не должен видеть как ты справилась
резать нужно живот
внутреннюю сторону бедра или предплечья
потому что никто не хочет знать
о боли и смерти
слабости и страдании

клинопись на коже чтобы никогда не забывать
зарубки чтобы не заблудиться в этом лесу
черточки чтобы отсчитывать дни.

***
1.

владельцы кошек поймут они знают как это бывает
шерсть на одежде мебели коже на простынях
ты оставляешь себя на всём что меня окружает
даже когда
сворачиваешь полотенце кладёшь вместо подушки
наливаешь в кружку чай
обматываешь ручку ниткой чайного пакетика
пока я сплю надеваешь на меня шерстяные носки
прорастаешь насквозь 
плотно обхватываешь
белесыми земляными 
древесными тихими
корнями
чтобы 
не дать себе время
не думать о
ветвишься в земле
неуверенной нежной тревожной грибницей
закрепляешь в вещах объектах
страх отпустить мечту о контроле
страх остаться ненужным
исчезнуть из
не подтвердить реальность
не существовать

2.

когда курехин сказал ленин гриб
мы услышали пульс земного ядра
внутри заворочались приподнялись
части огромной ризомы одной на всех
проснулись в хрустальной землянке призрачном мавзолее
пуповина пахла мокрым подлеском
пульсировала соединяла каждого с каждым
в нежных хитиновых оболочках 
не умирающие не рожденные
мы стали общим уставшим телом
маленьким хрупким сильным огромным
в такт выдыхала ворочаясь грузно почва
качались миниатюрные Кремлевские ели
черные искры отбрасывал вечный огонь
часовые стояли не моргая и не дыша
ветвились мхи разрастались грибницы 
мы лежали присыпаны жирной теплой землёй
на руинах цивилизации руинах капитализма


***
1.
omnia animalia post coitum tristе est
ты говоришь это было честно
идеальная двадцатилетняя плоть
секс это всегда история про власть
бесконечная эрогенная зона на ладонях
секс это гладить руки друг друга
обещанные никогда не сбывшиеся объятья
замирая от восторга перед этой
юной тестостероновой эгоистической красотой
медленные губы неотзывчивые поцелуи
секс это слова от которых переворачивается внутри
узнаю длинные тонкие пальцы
как у моей первой любви Саши А.
15 лет назад то есть почти в другой жизни
все слова неважны только смотреть и
любоватьсялюбоватьсялюбоватьсялюбоваться 
единственное что останется после
крошечная квартира на проспекте Вернадского
четыре утра
гибкое обнаженное тело в дверном проеме
кожа светится в полумраке
пальцы дрожат но
нарочито громко читаешь Алкея
в оригинале на древнегреческом

2.
кажется так это и работает психологическая зависимость или влюбленность
на раз считываемые манипуляции трудное дыхание трудная речь
ради твоих сообщений включить уведомления в мессенджере
вечно тянущееся напряжение не закончтится никогда
невнятные знаки неартикулированое противостояние
натянутая струна или ночная партия в шахматы
слон на e5 убираешь прядь со лба 
после этого хода ты уже проиграла

3.
в конце-концов ничего не останется только горечь на языке
слишком быстрое время проглочено не жуя не оставило вкуса
если скажу ты этому не поверишь
верные слова не красивы красивые неверны
вижу в тебе свое отражение и не сказанные-мной-десять-лет-назад-слова
все должно быть немедленно в один выдох в один сезон
больше времени не отпущено значит только
предельный надрыв нескончаемый карнавал
никогда не взрослеть смотреть в окна дома напротив
каждое утро открывать другие глаза другим человеком
течь вместе с весенней водой
не верить в смерть 
значит никогда не умирать

***
когда ты напишешь
вернешься из мира апатии и тоски
транков и  нейролептиков
разрезанных рук и слез на ночном эскалаторе
что я скажу
как скучала как думала о тебе
что зависимости не отпускают
насилие просто попытка сбежать от себя
а любовь узнавание собственной травмы в другом
расскажу ли про то
как прикасалась кожей к небу в печатниках
слышала пульс весенней земли на профсоюзной
гладила окаменевшее подземное море на трубной
или
в комнате без окон лягу рядом с тобой
растворять себя в пульсирующей темноте
сливаться с обоями
прорастать через стены пол потолок
никогда не рассказывать
как тихо щебечет расколотый движется лед по москве-реке
как с тихим выдохом лопнули тополиные почки
как влетаешь в рассвет и черные звезды заглядывают в глаза

***
штормовое предупрежденье
не открывай глаза не смотри
минус-ветер в расплавленном воздухе
отчуждённый труд выжигает нас изнутри
только тихо пульсирует нежность звенит под кожей
ничего не говорить значит дышать рядом
в информационном пузыре качающемся гнезде
коллективное тело срастается ещё на несколько сантиметров
двойной луной сухим человеческим мотыльком
и тогда открывает глаза
в десять метров в секунду
оборачивается день
ветер распался на тысячу прикосновений
листья пульсируют чешуей
стены выворачиваются наизнанку
слишком четкие контуры у предметов
люди выходят на баррикады
скомканными листовками перегораживают Тверскую
автозаки вязнут в словах проваливаются между точек и запятых
на ледяном ветру потрескались высохли губы зачеркнуто буквы
стихи написаны молоком поверх книжных строк

Сообщение доставлено

Е.Д.

нити не исчезают только крепче врастают в пространство
почти невидимый след оставляют новые люди/связи
через год покрываются гибкой корой почками расцветают
крепкие сильные пульсируют как пуповина
кровная связь по живому только любовь только нежность
чувствую и почти что вижу сложную кровеносную паутину
я ее часть мои сосуды мышцы и капилляры
это мясная телесная близость с теми кто остаётся
рядом даже сквозь время сквозь расстоянье
сердце дыхание пульс это все между нами
долгие связи стали моим скелетом
сформировали рёбра грудную клетку и позвоночник
позволяют стоять на земле и поддерживать тело
мы будем столько времени вместе что артерии сухожилия затвердеют 
станут костями известняком гибким стволом солнечным теплым камнем
всех любимых обнять укутать кольцами годовыми
тихо врастать друг в друга корнями в сухую нагретую землю
слушать солнце смотреть на море отсутствующими глазами

Ab M

что же ещё тебе рассказать почти началась весна
со всех сторон копошится маленькая смешная жизнь
заглядываешь в нее словно в калейдоскоп
стекляшки лоскутки буковки панцири насекомых
если долго задерживать взгляд на чем-то одном
горизонт развернется каждый предмет успеет
обнаружить изнанку обретет форму контрастность цвета
свое настоящее не искаженное языком нутро
содержимое твердую косточку прочный скелет
от высоты и пространства кружится голова
много воздуха много дыханья вокруг и внутри
слова только грубый подстрочник любительский перевод
движений и шорохов междометий и прикосновений

***
главное скрыто и узнается в молчаньи
язык речи комом сухим стоит
язык тела язык прикосновенья
нужно дать ему имя нет не нужно
нутряным голосом слова со дна подбирает
язык леса тяжело ворочается во ртуЪ
язык земли бьется в висках пульсирует вот корнями обнял
за закрытыми веками солнце переворачивается встаёт
хрустальные листья над головой
звери поднимают лицо заглядывают в глаза
земля течет сукровицей травяной цветочной водой
зеленое на рукавах на ладонях в небе в тебе
пальцы покрылись корой завязались почек узлы
язык рассыпается теперь язык это ты

СТИХИ 2015-2018

1.
говоришь Дьяна Фатьма
улыбаешься словно
медленно трогаешь
горькую лесную смолу
земляную траву
хрустальную землянику

2.
в подземном мире
твои имена
тают на языке
тихонько звенят
прорастают наружу
подземные семена
во мне
в меня

Сортировка

идут нагруженные снегом
пустые мертвые вагоны

идут узбеки ледяные
сжимая ветер в кулаке

за пальцем исчезает палец
рука дрожит и стеклянеет

звенят замерзшие деревья
и кости воют из земли

***

степные боги вышли нам навстречу
прядать ушами и звенеть рогами

дуть в страшные узорчатые флейты,
в обглоданные костяные флейты
изогнутые человечьи пальцы

меня качают в сморщенных ладонях
ступают изумрудными ногами
и воют на тяжелую луну

дыши и падай в ледяное небо
в алмазное светлеющее небо
огромное зияющее небо

оно нас растворяет без остатка
и изумленно смотрит сверху вниз

Собирательница костей

в воздухе городском
легче дыханья нет
из золотых костей
птичий сложи скелет

и выдыхай в июнь
птичьего сердца стук
мох тополиный пух
завтра лететь на юг

стеклышко и песок
фантики и цветы
птица в твоих руках
значит назавтра ты

станешь сухой землей
косточкой в кулаке
воздухом и травой
станешь сама собой

***

вот деформированный
разъятый мир
дерево пролетает над моей головой
черное небо оборачивается
волком лисой назад
смотрит в глаза
перестает быть собой

голоса свернулись
отпечатались на щеке
рубчики от подушки
линии на руках
ветер шевелит волосы воду траву
все равно себе
все равняется ничему


Фотографии мертвых

1.
в начале века
существовала традиция
фотографировать мертвых

труп устанавливали
в специальное приспособленье —
он мог стоять и сидеть,
принимать сложные позы

в рыбьи глаза капали глицерин
чтобы блестели зловещим глянцем

подшитые веки —
глаза распахнуты широко
бессмысленно, слепо глядят

мертвый прекрасно смотрится в роли живого
фотография чтобы вспоминать человека
а труп в этом деле становится вещью,
досадной помехой,
украшением натюрморта,
тряпкой из сундука
остро пахнущей нафталином,
композиционным элементом
как виньетки или цветы

интересно, что думали родственники,
обнимая за плечи, улыбаясь в камеру,
торопясь, пока не начнется окочененье

вдыхая сладкий, похожий на ладан, запах,
за гранью того, что было самим человеком —
как запустелый заброшенный дом
который с уходом людей
становится страшной ореховой скорлупой,
оболочкой, в которой гнездятся ночные кошмары
и пахнет сырой штукатуркой

обратная сторона ужаса перед смертью
ужас стать вещью,
ужас стать частью пыльного мира вещей

2.

в бесконечном керроловском шкафу
обернуты паутиной банки с вареньем,
срослись сухими страницами книги,
у пыльных зоологических чучел
опилки из брюха сыпятся на пол

палочники и пауки, похожие на сухую траву,
что-то белесое кружится в формалине,
покрытые плесенью листья в гербарии
тяжелые выцветшие портьеры

бабочки моли движутся хаотично
слепо колотятся в темноту
в одиноком луче вращается столбик пыли

главное не вдыхать
лети, лети вниз, алиса

там, на самом глубоком дне
лунная пыль мохнатым ковром

не оставляя следов, в тишине
под неслышный аккомпанемент
мертвые медленно кружатся в танце

влажно блестят глицерином глаза
улыбаются нежно подшитые рты

bal macabre,
вечный немой маскарад

падай, падай, алиса
в кроликову нору

***

1.
женщины идут навстречу
у каждой — одно и то же лицо

рыжее плоское без ресниц
лицо равнодушного идола
медное
медленное
блюдо

2.
дрожат березы на кладбще
листья тускло светятся в темноте
отражают солнце

свет стекает
протяжно капает
уходит в землю

Запах стариков

тусклые листья сухая земля
душный прерывистый вдох
дерево мускус сандал и янтарь
воздух и пыль

тление, сахар и сладкая гниль
яблоки на чердаке
время на пальцах оставило след
память и смерть

Звериный стиль

бьются звери в руках
щука в моих висках

справа бобер
слева горностай

имя твое оберег
спрячь его в кулаке

не учуют следов
мы пойдем по воде

шепчутся и кричат
ангелы у плеча

здесь бояться нельзя
не закрывай глаза

Именование

фиксировать ежесекундно
простое мятое небо
сиплый снег
хрупкая лесная трава
ледяная трава
просыпайся
время давать имена
травам корням животным
трогать
тёплые звуки
перекатывать на языке
карамелькой
обдирать нёбо до крови
угадывать вкус
иначе
ничего не существует
все неправда

***

тело мое река
раковина вода
галька песок и мох
тянется и скользит

вижу как в первый раз
трогаю осторожно
кожура
тонкая кожа

глухо бьется в виски
сердце дыхание звук
тело мое вода
тело мое всегда

Костяной лес

нас похоронят в зеркальном лесу
вывернутом наизнанку лесу

корни находят тебя насквозь
деревья съедают тебя изнутри

пыль и земля в твоей голове
пыль и земля у тебя в животе

время кричать и выцветать
и прорастать наверх

***

лёгкая пустая моя голова
легкие облака
октябрь колышется на ветру
лёгкие расправляются

истончаешься
сплошная диффузия
мешаешься с воздухом
проваливаешься сквозь
ты воздух
ты вместо воздуха

на поверхности лужи
лопаются пузыри

***

идут по снегу не оставляют следов
ветер как море железо и кровь

звенит на губах, остывает в земле
ритм пульсирует в голове

камни тяжелые духи поют
псы поворачивают на юг

там прорастает жадный рассвет
страха нет значит смерти нет

вечные псы скользят между веток
иней не тает на черных веках

бегут по прозрачной траве ледяной
вровень с луной
становясь луной

Сказки для Еганы

1.
летит больница в стеклянном шаре
и ты с ней летишь в стеклянном шаре
кружится снег бьется в стекло
в ладони твои бьется в висках
он отнимает запах и речь
звуки и голос запах и звук
смотрит в твои золотые глаза
там темнота ледяные цветы
там тишина и подземные сны
птичьи следы на снегу

2.
кисельные реки
молочные берега
ангелы спят
как летучие мыши
вниз головой
обернувшись крыльями
на золотых жердочках
в прозрачных коконах
кристальных сумерках
ночных голосах
больничных шорохах
в твоих руках

3.
имя твое имя
перебираю в пальцах
повторяю как заклинанье
за хрустальными морями
за мертвыми лесами
через холмы да ямы
за черными дверями
за гнилым порогом
за слюдяным окошком
горит огонь полыхает
костяные птицы
на твоих плечах
сидят и смотрят
поют песню
егана егана егана
мой оберег на шее
качается вправо и влево
качается влево и вправо

***

снегопад на ртутном поле
и вокруг стоит зима
и вокруг стоят сугробы
и вокруг стоят дома

и стоят в снегу по пояс
динозавры и слоны
и огромные драконы
и лесные колдуны

снег летит над головами
над тобой и надо мной
станем мы под снегопадом
хоровод водить стеной

снег метет и заметает
нету больше ничего
и драконов и лошадок
нету больше ничего

нас с тобою тоже нету
мы исчезли в тот же час
ветром сдуло полыхнуло
и не стало больше нас

***

поднимается вдох
со свистом скользят
звуки по верхнему нёбу
птица по верхнему небу
череп твоя голова
тыква пустышка
костяная дудка
воздух выходит
голос дрожит
раскрывается диафрагма
вибрирует столб позвоночника

***

а потом ты сама
все что ты делаешь
станет только информацией
набором нулей и единиц
частью информационного шума
твои стихи, боль,
сохраненные картинки, непристойные фотографии —
вся жизнь
наконец покажется
перестанет притворяться

***

мозг — это нервные импульсы
электрические разряды
все, что мы видим, чувствуем —
электричество

если вынуть наш мозг из черепной коробки
если подать электрические разряды на нужные зоны,
мозг не заметит подмены

будут все те же звуки
те же чувства
та же картинка перед глазами

все, с чем мы взаимодействуем на самом деле
это с самими собой

все, что мы видим, слышим и чувствуем,
все, что думаем и ощущаем —
это иллюзия, это только мы сами

настолько просто,
что
становится страшно

вся культура
духовность
пафосные слова
громкие звуки
все, что ты создаешь
любишь
ненавидишь,
с чем борешься
за что умираешь

это химия
физика
молекулярные соединения

огромное
холодное
ничего

Альцгеймер

бабушка улетает
в страну оловянного снегопада
пряничных каруселей
сахарной ваты

бабушке больше не страшно
в карманах леденцы и ракушки
стоит на пороге
подземной избушки

на голове косынка
становой рюкзак за плечами
светит меня насквозь
глазами лучами

почти на том берегу
хрупкая тополиная почка
высохшая стрекоза
хрустальная оболочка

***

открываешь глаза — на тебя надвигается потолок
как дерево прорастаешь в стены и сквозь кровать
кожа стала корой и вместо лица — кора
не открыть глаза, не выдохнуть, не закричать

бессильное тело как засушенные между страниц цветы
сухое и хрупкое — уже рассыпается на куски
страх пожирает, хлюпает грязный растаявший снег
и некуда спрятаться от этой последней в мире тоски

это как инициация у далеких диких племен
кормят мертвой едой, ведут сквозь сплетение мертвых путей
отмывают запах живых, прячут в мертвом осеннем лесу
в мертвом доме из тысячи мертвых костей

а потом шатаясь с трудом выходишь наружу
перед глазами светло от сполохов грозовых
тяжело навалились пространство и шум, свет и щебет
с хохотом ты вылупляешься в мир живых

***

в попытке взлететь взрывается самолет
в прозрачном небе размешанный самолет
траве и земле, костям и камням
девочка тихо поет

между вдохом и выдохом замолчит
сердце бьется издалека
стоит в пустыне и слышит мышь
которая ходит в глубине песка

***

1.
в кулинарии пахнет как в детском саду
как в моем детстве
сентиментальная химия
двадцатипятилетней давности

2.
пробралась во двор где выросла
те же дома городка МВД
все на своих местах
почти сохранившееся волшебство
только намного меньше чем было
целый мир
чтобы рисовать карту
как на обложке фентазийной книги
три остановки в каждую из сторон света

3.
здесь скакали призраки на конях
здесь — несуществующая опустевшая голубятня
в парке находила заброшенные скульптуры
бетонных чудовищ с цветными стеклянными глазами
прорастающих из земли или уходящих в нее
детские карусели — деформированные стальные цилиндры
пустые внутри с острыми изогнутыми краями
карьер, заросший цветами,травой и ряской
с крошечным каменными островом в центре большой воды
дом у озера, мыши снующие в стенах
колодец в лесу, летняя кухня в зарослях малины
карандашные пометки годов на стене
с 1964 по 2003

***

вот смерть проходит мимо левого плеча
вот смерть проходит мимо правого плеча
а ты стоишь и плачешь плачешь плачешь пла

вот обнимает тебя сзади и молчит
стоит за мной и дышит и молчит
в затылок дышит дышит и молчит

***

земля пережевывает, проглатывает
все становится перегноем
известняком
белым горячим камнем
щербатой скалой

каждую секунду
ты сама
все больше становишься почвой
глиной
высыхаешь
рассыпаешься в пальцах

каждую секунду
все больше
становится тобой

***

предутренние сны реальней всего
конструктивистские дома-города
выкрученные лестницы
ползут по внешней стороне зданий
лабиринты ячеек без стен
пахнут чужой большой жизнью
каждый сантиметр это
люди вещи звуки и дым
а в глубине дышат
тайные подземные озера
хрустальная трава пульсирует под ладонью
прозрачный старик
мой дед
гладит по голове закрывает глаза
я открываю

***

огромное море шумит в голове
громкая жизнь выталкивает на поверхность
из сна, из цветения, из себя, из всего
что стало мало
как пузырек воздуха из полой стеклянной трубки
как пузырек крови, набухший на указательном пальце

***

туман густеет мешается с воздухом из него
выпадает кленовый лист, похожий на растопыренную ладонь
становится душно и трудно дышать оттого
что воздух замшел как аквариумное стекло —
оседают улитки водоросли и прочий планктон

на деревья напротив окна льется тихий волшебный свет
пульсирует тихо прозрачный качается звук,
можно вытянуть руку чтобы коснуться ветвей
мягкого кокона
неба над ними и каждой точки пространства вокруг

тело уже невесомо, колышется и скользит,
формы и мыслей нет, потеряны радость и страх
кто-то огромный заново лепит усталое тело твое,
ты теперь
скомканный пластилин в его равнодушных руках

Черный омут

не боюсь смерти
не боюсь страха смерти
боли
призраков
революции
одиночества
беспомощности
темноты

не боюсь ни лисы, ни волка
ни медведя, ни филина мохоногого
а вот когда листья шуршат
опадают
страшно мне

это не листья шуршат, это время
идет по тебе как по листьям
мнет, переламывает
всем страшно
всем

***

оккупай уолл-стрит
невидимый комитет
личный молчаливый протест
без объявления требований
собственный терроризм
море внутреннего уха
голоса в голове
равняться себе самой
быть кем-то собой
кричи кричи кричи
докажи свою реальность
иначе ты не существуешь
иначе ты не существуешь
иначе — поднимаю средние пальцы
ты — летит первый камень
не — поджигаю фитиль у бутылки
существуешь — осколки стекла в крови
que se vayan todos
проваливайте все!

***

стихи про любовь
не к мужчине
безо всякой эротики
без секса и объективации
к сестрам
к каждой женщине —
твоему зеркалу
такой же уставшей, грустной, больной
такой же беспомощной, тихой, плачущей по ночам
про любовь
к каждому маленькому беззащитному живому
ведь есть же специальный бог
для маленьких, беззащитных живых
про любовь
к себе самой

***

1.
после того как дети сгорели в торговом центре
звонила маме но она не взяла трубку
звонила Даниле он сказал что ему страшно
от хрупкости и никчемности человеческой жизни
от беспомощности и невозможности помочь
шла от метро под снегом и не могла остановить слезы
довербальный нерефлексивный детский
крик был со всех сторон
бился в висках пульсировал вместе с кровью
был каждым встречным
был этим снегом
был мной

2.
в этот день нужно было идти на выступленье
организаторы заранее предупредили должно было быть буржуазно
вечерние платья бархатные сиденья
я заранее придумала образ купила маленькую сумку под платье
но теперь как все это возможно
платья бриллианты смокинги и стихи
кому помогут эти стихи
особенно эти стихи
среди ледяного марта
оскаленного ледяного страха

3.
под отчаянным снегопадом встретила Асю
она сказала что забрала документы из лита
отчислилась и 6 апреля навсегда уезжает
потому что никогда не станет в России своей
потому что в Донецке ее семья просыпается под артобстрелом
потому что если сломаешься тебя нет и не было никогда
потому что прочь из этого беспощадного зловещего полигона
я сказала пожалуйста заходи до отъезда
выпьем чаю и можешь ничего не рассказывать
мы обнялись и очень долго стояли
среди улицы Руставели среди людей спешащих с работы
под крупными хлопьями мартовского чужого снега
внутри огромного тихого серого света
cреди холодного страшного нового мира

Московские нищие

1.
в вестибюле метро Комсомольской
на коленях стоит беременная девушка
держит табличку
нужно уехать домой
на Октябрьской мужчина
с головкой чеснока в протянутой руке
табличка
пожалуйста, совершите символический жест
в переходе на Белорусской кольцевой линии
парень с табличкой
умирает сын
на Тверской пожилая женщина
держит табличку
умерла дочь, остались два внука
ничего не просят
ни помощи ни сочувствия
констатируют факты
заговаривают реальность

2.
так много боли вокруг
нет сил ее нельзя обхватить руками
единственный способ бороться
называть имена
перебирать как бусы слова
искать нужное заклинанье

3.
на Савеловской есть страшный подземный переход
склизкие стены темные казематы
сочится водой как желудочным соком
длинная каменная кишка
он глотает не пережевывая
свет людей запахи воздух
в его центре сидит
юноша в инвалидном кресле
глаза сияют в кромешной тьме
среди человеческих тел и духоты
он поет
не останавливаясь
протяжную песню на незнакомом языке
гортанные звуки оседают на стенах
политые подземной водой
пускают корни прорастают насквозь
среди гибких зеленых стеблей
ты сама становишься стеблем
открываешь глаза
понимаешь
это было то самое правильное заклинанье

***

кошка мгновенно выворачивается наизнанку,
дышит теплом покачиваясь идет
смотрю как вздуваются опадают легкие,
пульсируют вены перекатывается живот

урчит выгибается заглядывает в глаза
что мол боишься смерти страшно тебе умирать
я говорю кисонька киса боюсь так что не рассказать
ноги мои в облаках в голове сияет дыра

тело покрыли лишайник и серый древесный мох
я только теплый валун в потоке каменной вечно текущей реки
курумник движется медленно словно стоит на месте
кошка беззвучно смеется шевелятся мышцы отсвечивают клыки

вижу как по сосудам к сердцу толчками движется кровь
ты никакой не валун и курумников тоже нет
ноги твои исчезли дыхание скомкалось стерлось лицо
ты просто камушек на морском берегу в птичьем зобу растаявший самоцвет

но и этого скоро не станет растворит без остатка смоет тебя без следа
пустой тихий берег со всех сторон, нежно галькой шуршит схлынувшая вода

море слизнуло тебя море глотает камни вместе с водой
кашляет (в легких вода) переваривает вот оно стало тобой
лежишь в брюхе у моря слушаешь тихий смех
на самом глубоком дне в черной слепой темноте

СТИХИ 2007 — 2014

Сон и предсонье

ночью выйдешь из комнаты в кухню — попить воды
из темноты во все стороны тянутся туго закрученные ходы
тайные тропы мышиные, куда чужой не проникнет взгляд
они уводят все дальше в сны и не выпускают назад

воздух липкий, тягучий как сгущенное молоко
тащит в водоворот, глотает, урчит, утягивает глубоко.
в омут сладкий, страшный, не бойся, шагай, шагай
прямо за ним открывается новый небесный край
в этих молочных реках, на этих клюквенных берегах
вечно живут те и эти, которым неведом страх,
вечную службу несут здесь эти и те,
чьи глаза фосфоресцируют в темноте
рыбой холодной и склизкими листьями льнут к твоему теплу
и просыпаешься скорчившись в темном своем углу
в висках пульсирует кровь с сердцебиением в унисон
закрываешь глаза и проваливаешься в следующий сон

сон начинает петлять, уводит в звенящую тьму
словно в калейдоскоп глядишь на себя саму
сны перемешались, реальность — заново проросла
из додуманных витражей, из осколков цветного стекла
дом, в котором ты жил — огромный часовой механизм
ты летаешь над крышами и резко пикируешь вниз
так, что сосет под ложечкой, и только ветер свистит в ушах
и разноцветные точки беззвучно над головой кружат
делаешь мертвую петлю, падаешь прямо в расправленную кровать —
в гости пришли мертвые и живые, выпить чаю и помолчать.

запыхавшись, просыпаешься посреди ночи, в серебряной полутьме
в комнате пахнет снегом, дело идет к зиме
сотни твоих тропинок закоченели во льду
в этом больном, холодном, бесконечном году
мы затаимся, сядем неслышно как корабли на мель
главное это дождаться, чтобы утихла метель
тропки из снов засыпал липкий, пушистый снег
между сном и предсоньем прячется человек

<2012>

Нобелевская речь Маркеса

Антонио Пигафетта, флорентийский мореплаватель, сопровождавший Магеллана в его первом кругосветном путешествии, написал во время пребывания в Южной Америке строгую хронику, которая, однако, кажется буйством воображения. Он рассказывал, что видел свиней с пупком на спине и безногих птиц, самки которых высиживали яйца на спинах самцов, а еще безъязыких пеликанов, чьи клювы были похожи на ложку. Он рассказывал, что видел неизвестное животное с головой и ушами мула и телом верблюда, которое ржало, как лошадь. Рассказывал, как они поставили перед зеркалом первого встреченного ими жителя Патагонии, огромного, с шевелюрой волос, и этот гигант потерял рассудок от страха, увидев свой образ.
Из нобелевской речи Габриэля Гарсия Маркеса

видит новые чудеса, интересней, чем рай
Андрей Василевский

средневековый монах,
опускаясь на край плоской земли
видит, в тумане бивни, гигантские плавники,
костяные летучие корабли

они проходят почти по краю
видимого пространства, нет тела, сознания и границ
на бортах и на днище — моллюски
и травяные гнезда невидимых птиц

убраны паруса, поднят якорь,
на палубе суетятся псоглавые моряки,
брошены швартовочные концы
из трюма выходят прозрачные женщины, одревеневшие старики

дети уснули в плетеных корзинах, их несут на уставшей спине
туда, вглубь материка, впереди туманы и полутьма
люди идут, чтобы строить храмы из камня и серебра
глинобитные, похожие на гнезда, дома

молиться луне и созвездиям, почерневшим от времени зеркалам
выплавленным из нагретого морского песка страшным стеклянным идолам

через тысячу лет корабли проросли сквозь земную кору,
вокруг звенит густая прозрачная тишина
остовы сгнили, стали скелетами древних чудовищ
им пока еще не придумали имена

те, кто приплыл на их спинах, на их небесных костях
сами стали костями и тайной, водой на полюсах
храмы из серебра глубоко под слоем песка
вещи, которые кто-то держал в руках — теперь диковинки и чудеса

и огромный индеец
трепеща, стоит перед зеркалом в полный рост
от страха теряет рассудок
и, кувыркаясь, летит вниз, в огромное небо, полное звезд

<2014>

Письма Ариадны

Душа-ворон живет с предками. Душа-филин с духами. Душа-сокол с богами. Душа-лебедь — там, выше богов, где движутся судьбы. А последняя душа, живущая с людьми, у всех разная.

1.
и снова пишет письма Ариадна
плетет свою отчаянную нить
в холодных детских лагерях
в больницах,
в промозглых комнатах
у стылых батарей

она меня во сне зовет: “Марина!”
и эхо отвечает ей “Марина”
а я не сплю, я ей не отвечаю
все эти письма — сказки обо мне

во сне она стоит среди поляны
и в небе снежном — ледяные звезды
она не плачет только шепчет нежно
приди и забери меня с собой

2.
вокруг хвоя, стекло и мишура
в руках ее — шуршащая бумага
примерзшие с трудом сдвигая створки
она распахивает стылое окно
за ним метель и ветер и зима
и ночь — она бросает в ночь конверты
бросает их в метель с остервененьем
и ветер кружит их как листья-корабли
она кричит сквозь холод и пургу
высоким голосом — ее почти неслышно
она кричит в оскаленный декабрь
приди и забери меня с собой

3.

и филин прилетает, к Ариадне
садится на запястье осторожно
он говорит — я услыхал твой голос
я знаю кто ты, знаю взгляд и знаю имя
я не могу забрать тебя с собой

моя земля — пылает и кипит
она — огонь и топкая смола
вокруг горячие обугленные камни
и запах пепла в воздухе сухом

на мертвых берегах пустых морей
повсюду соляные сталактиты
песок расплавленный становится стеклом
и трескается от прикосновенья

я слышу запах твой — так пахнет дичь
последним выдохом, холодным липким страхом

твой взгляд звериный пуст
земля пуста
и на одной невыносимо тонкой ноте
рыдают демоны над черною водой

4.

и ворон прилетает к Ариадне
садится бережно на детское запястье
он говорит — я услыхал твой голос
я знаю запах твой, я знаю имя
я не могу тебя забрать с собой

ты — сирота среди людей и рода
нет у тебя: ни матери, ни брата
отец твой — снег, ты вся — хрустальный иней
ты — лед и камень, снег и молоко

твой снежный дом в далеком снежном поле
там нет дорог и нет ориентиров
тебя одну из этих снов февральских
по имени никто не позовет

5.

и сокол прилетает, к Ариадне
садится на холодное запястье
я не могу забрать тебя с собою
в мой светлый дом над темною горой

там в воздухе пыльца растворена
земля сияет и вода прозрачна
и боги тихими ночными голосами
щебечут, принимая подношенья

ты — нищая и все твои дары
отчаянье и мерзлое большое
как небо одиночество, тебе
совсем не нужно благодати или счастья
в земле моей никто тебя не ждет

6.

и к Ариадне прилетает лебедь
прозрачный дымчатый сияющий последний
он как зима, его глаза как звезды
и крылья белые его как облака

он говорит: тебя забрать с собою,
я мог, но не успел — я помню выстрел
протяжный, медленный, тягучий. и внутри
меня — свинец, латунь, и порох, и цветы
и прорастает дробь как семена
и гибкие струящиеся стебли
и ягоды — последние мои

и кровь на белом, красный — на снегу
на лебедином ледяном февральском
и ягоды рассыпанные — капли
раздавленная спелая брусника
большое слабое неостывающее тело
и перья — в ледяных ее руках

я не смогу
забрать тебя с собою
ты снова остаешься здесь одна

7.

вот снег, и слякоть, свет и серебро
и в кулаке зажатое перо

в снегу вся эта страшная страна
когда ты остаешься в ней одна

идти на север, запах, звук и цвет
к тому, кого на свете больше нет

к тому, кто никогда не будет здесь
вокруг туман и ледяная взвесь

ложись на воду чтобы тихо плыть
держа в руках оборванную нить

<2013>

Люди-деревья

1.
все мои слова все твои слова
теплая земля мокрая трава
мята и тростник темно-синий свет
тихий звук которому места нет

все что есть вокруг у меня в горсти
нужно не сжимать, нужно донести
там зеленый холм в солнечном столбе
показать хочу кое-что тебе

здесь пыльца висит как густая взвесь
не вдыхай плыви ей усыпан весь
в этом желтом сахарном киселе
самом сладком вареве на земле

вот мы и пришли в этот чернозем
самым солнечным самым теплым днем
чтобы прорасти, чтобы чем-то стать
мы ложимся спать

нас укроет мох нас согреет сок
тех цветов что скоро из-под земли
прорастут поднимут свое лицо
чтобы вместе с ними мы расцвели

чтобы вместе медленно на ветру
танцевать в тяжелом в июльском дне
и бросать соцветья и листья вверх
и переплетаться с тобой во сне

2.
мы растем с тобой на большой горе
в этом тихом солнечном сентябре
наша плоть прозрачна и кость — легка
мы пришли оттуда издалека

под моей ладонью дрожит земля
под твоей — звенящие тополя

3.
на ладонях — мох, на ладонях — вязь
и ползет лоза по рукам змеясь
воздух вязкий топкий как будто ртуть
ты стеблем опутан — не продохнуть

драгоценный кокон всего оброс
прорастают стебли тебя — насквозь
боли нет и страшно станет потом
ты проснешься терновым кустом

пальцы одревенели, из-под ногтей
тянет лепестки солнечный репей
прорывают кожу ультрамарин
расцветает тело — ты изнутри

изошел хвоей, раздался травой
изумрудной пахучей оброс листвой
одиноким больше не будешь ты
птицы — в волосах, на руках — цветы

4.
куст занимается изнутри
чтоб не погасло гори гори
в дымных клубах еле видна
неопалимая купина
черные ветви пляшут в огне
помню я видела это во сне

<2013>

Сказки

Ганзель и Гретель

брат и сестра входят в темный холодный лес
страшный, осенний, влажный и неживой
ящерицы под ногами в прелой листве шуршат
ветви кривые смыкаются над головой

вот и тропинку, ведущую к дому, уже не разглядеть
прежде мы никогда не заходили так далеко
смотри над землей начинает клубиться туман
белый, парной как домашнее молоко

теперь мы остались одни и нет дороги назад
крошки ты напрасно бросал, отмечая наш путь
видишь дикие птицы вьются по нашим следам
нужно остановиться и отдохнуть

«тише, прислушайся», — брат говорит сестре,
«земля под нами вздымается и дрожит
это внизу видит сны великий черный медведь
в окнах его слюдяных тускло поблескивают витражи

в доме его под землей бирюза и янтарь,
черные ледяные озера – его купель
сам он уже почти что камень, земля и пыль
толстые корни деревьев свили ему постель»

лес полон запаха мокрой травы и цветов
из-под земли раздаются тихие голоса
дети лежат у костра на влажном зеленом мху
листья брусники запутались в волосах

синие звезды мерцают в просветах ветвей
словно они колдовские ягоды или цветы
что раскрываются раз в несколько тысяч лет
и прорастают сквозь небо, полное темноты

тихо большой туман поднимается от реки
он накрывает собой пространство, растворяет его
времени нет, истончен до прозрачности звук
и небывалое утро вылупляется из ничего

брат и сестра оставляют все, что раньше имело смысл
страхи, надежды, память, скворца сейчас, потом
входят в рассвет и тогда расступается лес

на опушке их ждет страшный пряничный дом

<2013>

Красная шапочка

девочка чешет его за ухом, шепотом говорит
ну пожалуйста ты только на меня посмотри

(все, чего я боюсь, я ведь выдумала сама
чувство вины, образ отца и самообман)

мне никогда наверное не будет страшно с тобой
волчий твой мех серебряный и еще голубой

(он молчит, голову ей кладет на плечо
шумно вздыхает, и дыхание его горячо)

волк поводит бархатным ухом, лунным лучом освещен
девочка красный свой откидывает капюшон

и утыкается в волчий мохнатый бок головой
теплая шкура его пахнет мускусом и травой

девочка шепчет, ухо волка мягкое теребя
даже не спрашивай, знаю я почему у тебя

зубы такие большие и голубые глаза
небо густеет, ночью видимо будет гроза

над облаками дрожит маслянистая капля луны
девочка у него на спине спит и не видит сны

в чаще прячутся черные филины и лесные коты
ветви сплетаются в купол, под пологом темноты

он бежит, не касаясь земли, останавливаются часы
мех его в лунном свете сияет жемчужинами росы

<2013>

Синяя борода

восемь братьев бились, но непобедим
оставался мой господин
у него за поясом пять ножей
а в сердце только один
Мария Галина

десять часов и смертельно бледна
в комнату входит седьмая жена

колбы, реторты, нагар на свечах
пламенем адским пылает очаг

лишь отразится в широком зрачке
ключ злополучный и кровь на платке

и медальон на плетеном шнуре
и молчаливый барон Жиль де Ре

грешные души слетаются в сеть
значит тебе вместе с ними висеть

в душной каморке на липких крюках
с белом цветком в посиневших руках

нож мой наточен, сияет доспех
ты станешь самой красивой из всех

ладаном будешь ты благоухать
лежа на мягкой подстилке из мха

склеп сторожить будут верные псы
демоны, совы и мертвецы

и целовать в сладком небытии
буду холодные губы твои

<2013>

Лесной царь

Многие слухи и суеверия были связаны с болотами, но так же и с ольхой, которая после рассечения краснеет, словно истекает кровью.

ольховый король приходит чтоб
стоять всю ночь у окна
и я боюсь открывать глаза
ему я обещана

от вербных земель до самых болот
разносятся крики совы
он шепчет на ухо: не бойся, не бойся
и в косы вплетает стебли плакун-травы

мне стали сниться страшные сны
днем брожу как во мгле
а по утрам под окном я вижу
следы копыт на обгоревшей земле

он говорит я пришел за тобой
ты будешь моей
покрыт янтарем мой подземный чертог
и мой бледный конь у твоих дверей

я знаю тайное место в лесу
больше меня не зови
дрожит в руке отцовский топор
в твоей холодной ольховой крови

<2013>

Мифологические особенности шизофренического бреда

в каждой лампочке — волк
смотрит в мое лицо

все дороги намотаны
на трамвайное кольцо

подпрыгнуть чтобы достать
небесную синеву

бежать, задохнуться, упасть,
и провалиться в траву

демон бьется в стекло
уродливым мотыльком

хлеб мертвецов степной
пахнет жиром и мхом

в таящем под рукой
раскаленном песке

имя твое на онемевшем
не горчит языке

<2014>

Страшные истории

можно не делать уроки, в раковину вылить суп
все расскажут тебе у ночного костра в лесу

если проснулся в холодном поту и не можешь вдохнуть
значит мертвец приходит ночью и руку кладет на грудь

там за оврагом — Сенька сказал, они с братом видели сами
в норе живут люди, которые воют тонкими голосами

у них одежда из шкур, а головы как у птиц
Сенька с братом сбежали тогда и не разглядели их лиц

в лесу непременно помни где север, смотри не заблудись
ночью по лесу разъезжает черный велосипедист

он догонит, воткнет отвертку с зеркальною ручкой, в бок
утащит в чащу, выбраться еще ни один не смог

говорят, там его гнездо — но наверное все-таки врут
а Наташка предупреждала, что за деревней — русалочий пруд

ты туда не ходи за водой — особенно по ночам,
у чужих не бери угощенье и сама не угощай

в самую лунную ночь у топкой чернильной воды
чтобы пройти в мир мертвых нужно попробовать их еды

это такой позывной, такой колдовской обряд
в мертвые не приглашают кого ни попадя, всех подряд

к черному лесу не становись никогда спиной
в зеркало не глади, если вокруг темно

не надейся на компас и не верь в гороскоп
правду знает только ученый по фамилии Пропп

книги его всегда носи в школьном своем рюкзаке
выучи отче наш, щепотку соли зажми в кулаке

если сделаешь правильно — все на свете скроет густой туман
и игрушечный зайчик будет вечно в черный бить барабан

<2014>

---

она говорит:

терминатор Т-300 наверняка понимает ассемблер,
там в одном из эпизодов ясно виден кусок кода
волнуется, что за ней приплывет эльфийский корабль
а она не заметит — так как морось, туман и вообще отвратительная погода

она говорит:
нужен план на случай нападения зомби,
где достать боеприпасы, как угнать машину, куда податься,
сообщает, что решила стать диктатором маленькой африканской страны,
но автостопом доехать до океана сложней, чем могло показаться

она говорит, что скоро энергетический кризис и пора уезжать в деревню
дичать, бороться за выживание, словно тысячи лет назад,
нужно учиться строить землянки и собирать коренья.

потом допивает какао, берет его за руку, серьезно глядит в глаза:

ты ведь научишь меня не глядя стрелять из винтовки,
не рефлексировать, никогда ничего не бояться,
складывать правильных журавликов из бумаги,
она говорит: я правда, правда буду очень стараться,

когда я вырасту, я хочу быть как Сара Коннор,
конечно не в смысле психованной матерью-одиночкой,
а женщиной с оружейным подвалом в мексиканской пустыне
или возможно даже суперзлодеем, еще не решила точно

а пока я не выросла, не вырастай и ты – никогда – вместе со мною.
(води) держи меня за руку, (глупую, маленькую,) просто будь рядом,
чтобы дурацкими криками пугать прохожих или скакать по лужам,
будь кем хочешь: другом, мужем, любовником или братом.

лишь бы мы лежали под одеялом, обнявшись, как два эмбриона,
переплетая пальцы, медленно прорастая друг в друга,
а ветер менял направление, снизу вверх поднимая сухие листья,
и начиналась зима и заканчивалась Кали-Юга

<2012>

***
1.
если тупая боль пульсирует в голове, то отталкивает, то тянет тебя к земле,
и ты то лежишь, обрастаешь мхом,
то теряешь все, что доступно скале,
покрываешься пухом, легчает кость,
ветер треплет волосы на голове,
заглянул сегодня за облака
и лежишь тихонько в густой траве.

2.
если лето, парит, тридцати пяти градусная жара
то слова замедляются, плавятся на лету,
тяжелеют, липнут к зубам, к языку
оставляют приторный привкус во рту.
и вываливаются медленно, тяжело,
как большие черви, как шерсти комки,
до тебя ни за что им не доползти
ты на расстоянии вытянутой руки.
и поэтому — незачем затевать разговор
лучше будем вместе молчать — всегда
будем в рыхлую землю корнями врастать
будем слушать, как вечно шумит вода
как беззвучно в земле шевелится вода,
как ползет сквозь капилляры вода,
обнимает камни и корни вода,
заливает чьи-то норы вода.

3.
рефлексия — самый страшный грех
приди пожалуйста, спаси нас всех,
согрей в ладонях, чтоб сладко спалось,
носи за пазухой, чтобы было тепло.
укрой мохнатым своим хвостом,
и песню спой про небесный дом.

4.
рано утром проснемся на станции сортировки
стянутый проводами, упругий, пружинит воздух,
пахнет смазкой для рельсов, щебенкой и пылью,
здесь даже днем можно увидеть звезды
прорастает сквозь шпалы тысячелистник,
давай класть монетки на рельсы, чтоб их поезд расплющил,
мне всегда нравились семафоры, потому, что они светят синим
можно позавтракать, у меня в рюкзаке минералка и плюшки
если будем идти напрямик по рельсам
попадем в самые тайные лесные места,
нужно будет тихонько сказать заклинанье,
потом закроем глаза, сосчитаем до ста,
откроем глаза в мышиной стране
на самой страшной в мире войне

5.
бежит качается голубой вагон
снаружи — пропасть со всех сторон
со всех сторон облака и снег
наверное так бывает во сне

6.
есть такое древнее колдовство
с теми, кто вдруг перестал бояться всего
ничего плохого не происходит,
никогда не случается ничего.
и поэтому утром, пока все будут спать
мы пойдем через тихие улицы — наугад
перепачкаем кеды в дорожной пыли
чтоб увидеть (и никогда не вернуться назад)
как звенят на июльском ветру тополя
как устало вздыхает спросонья земля.
и идти — конечно, не важно куда.
побредем по пояс в неубранной ржи
это, видишь, полярная светит звезда
только за руку крепче меня держи

7.
люди сидят и кого-то ждут
кто-то придет, принесет с собой,
к чаю печенье и пироги,
нежность и счастье, и вечный покой
кто-то тихонько откроет дверь
кто-то обнимет твое лицо,
кто-то укроет своей рукой,
станет началом, станет концом

8.
боги, волшебники и коты
спрячут тебя от темноты

<2012>

***

А потом спустя столько-то лет начинаешь снова писать

И не можешь — потому, что все, что болело — уже не болит,
Обо всем, о чем нужно, казалось тогда, непременно сказать
Сейчас
уже совсем необязательно говорить.

В рамках неувеличения всех мировых энтропий
Можно сидеть в темноте на кухне и пить слабо заваренный чай
Можно делать уборку, слушать сказки соседского алкаша,
Рисовать на стеклах, и, господи наконец-то, всей этой опостылевшей, обнаженной поэзии
Не замечать.

А просто, просто, без надрывов, безо всяких потому что
Не для кого, не зачем, не ради великой цели, и даже не для
Молча лежать, смотреть как ветер качает черные кроны далеких берез,
Слушать твое дыхание
В сумерках октября.

<2012>

Candys

Николаю Смирнову

1.
В марте 2010 года в Казахстане был задержан человек, нелегально перевозивший через границу 70 живых щеглов. Птиц изъяли, так как разрешения на них не было, однако выпустить на волю санитарная инспекция их не разрешала без специальных анализов, которые сочли слишком затратным делом. Власти приняли решение сжечь щеглов живьем, что и было проделано.

Нам было страшно. Было очень страшно,
Когда однажды утром нас сожгли
И мы ушли — в свое воронье царство,
В свой сырный замок, в теплый пряный воздух —
И стали удобрением земли.

Мы отлежались в жирной рыхлой почве,
Мы прорастали, мы изо всех сил
Тянулись вверх, мы впитывали соки
Мы лопались — набухшей клейкой почкой,
Мы — вырвались, мы — стали, мы — смогли.

Немые, теплые, нелепые, пушные,
Поднялись вверх кудрявой головой
Мы все теперь твои — такие беззащитные, родные,
Смешные, глупые,
живые —
боже мой.

2.
Ты держишь меня как энтомолог какого-нибудь экзотического червячка —
С длинным латинским названием, а лучше без названия вообще.
Я тебя держу как счастливый трамвайный билет (никому не отдам и уже собираюсь съесть)
А тебя я держу — между пальцев (как сигарету, хотя полгода уже не курю)
А тебя — как потертую библиотечную книгу, ( к сердцу прижав)
А тебя — как жетон метро (больше мы не увидимся так и знай)
А тебя — как божью коровку (улетай на небко, давай)
А тебя — как стакан глинтвейна (с замороженной ягодой, плавающей в вине)
А тебя — как огромный ком сладкой ваты (прилипшей к рукам)
А тебя — как энтомолог какого-нибудь экзотического червячка.

3.
Сегодня ночью мне почему-то приснились похороны моего деда. Хотя он и умер уже почти 20 лет назад и на его похоронах меня вообще не было и быть не могло. Весь этот сон я бежала — потому, что на эти похороны опаздывала. а когда наконец прибежала — то никаких похорон уже не было и все разошлись.

Опять бегу с собою наперегонки —
Я дистиллят в огромном перегонном кубе,
Свинцовый сурик, философский камень,
Горючая вода и человеческая кровь.

А ты лежишь — в своей сырой земле,
В своем гробу, в своей космической реторте,
И обрастаешь золотой корой,
Становишься коралловым полипом.

Мой сладкий aurum potabile течет
И оставляет липкие дорожки.

<2010>

***

поэзия медленно издыхает
вдох — выдох
выдох — вдох
бьет хвостом по синему кафелю
скачет по эмалированным квадратам
сохнет на воздухе под открытой форточкой
осыпается красно-желтыми струпьями гуашевыми
косточки косточки чешуйки останутся
глазки злые — птицы выклюют
гниль господа да в босую ногу
косточка на две трети
в ожидании сепсиса прядь волос на пальчик накрутим
сигаретку ментоловую выкурим
а там уже и выпендрежу конец
сдохла рыбка
скопытилась милая
да за милую душу
вам отварную или в кляре?

<2007>

***

В мой мохнатый мир пришли поселяться
Восемь угрюмых, добрых, мохнатых братцев.

Принесли вина и хлеба черствого корку,
Стали рыть свою бездонную, страшную норку,

Восемь дней рыли али двенадцать — не знаю,
Звезд и солнца из норы не видно — они все копают.

Не надо, не надо смотреть на меня, милые, страшные братцы —
Мне из вашей норы, из кроличьей, еще выбираться.

Ухмыляются братцы, глаз ослепших с меня не сводят —
Не выбраться из норы мне ни завтра и ни сегодня.

Братцы до рыбьих костей обгладывают звуки —
Тянут и тянут к огню свои мертвые синие руки —

Воют отчаянно, страшно, надрывно, тонко,
Говорят, оставайся с нами ты жить, сестренка.

Здесь, в норе — уже ничего не бывает страшно,
День завтрашний также уютен, как день вчерашний,

Также далек, также бессмысленен, также прекрасен —
Мы сидим и слушаем тишину, ибо смысл ее нам неясен.

В нашей норе нет ни крыльев, ни черта, ни бога —
Здесь каждому сладко, свободно и одиноко,

Каждому здесь воздается по истинной вере,
Кесарю — кесарево, зверево — зверю.

Только не надо бояться, сестренка, и плакать не надо —
Смерть не пугает тогда, когда она рядом.

Если подходит и тихо целует в лоб или в щеки —
Все одиноки в жизни, и в смерти — все одиноки.

<2008>

Шепотом

Потому, что в этом безумном, безумном мире
Ничего не случается просто так —
Выпита водка, почти допит коньяк,
Эльфийские корабли поднимают якорь,
Отчаливают на запад, машут кружевными платочками,
Обещают слать открытки по электронной почте,
А ты остаешься — запертым на золотой ключик,
Запароленным, запрещенным к доступу.
Маленький, нелепый коралловый аксолотль —
Сморщенный, забытый всеми без исключения.
В крохотном аквариуме со средствами мультимедиа,
И безлимитным доступом к самому себе.

<2009>

***

Это грустно – когда ни единой мысли нет в голове,
Когда стоишь по пояс в стихах – как в мятой пахучей траве.
Жадно глотаешь дым, в горле не запершит пока
И выдыхаешь – небо да облака.

<2007>

***

Вензелем заплету сигаретный дым,
Будет венок сонетов, сердцебиений,
Полуулыбок и снов,
из которых нельзя проснутся
В смутно знакомую комнату,
где пол, потолок, глаза, тени…
Спрячусь от них — под плед,
под пушистый, флисовый,
Сказочку сочиню веселую
ручным колокольчикам,
Чтоб не боялись, не плакали и не выдали
Мне, что моя реальность уже закончилась.
<2007>

Про шамана

у алтайцев, (пишет Вербицкий)
шаман не выбирает
самому стать шаманом,
не принимает свой дар добровольно
всячески сопротивляется
это такой инкубационный период
а дар — как инфекция,
как генетическая аномалия-
передающаяся по наследству.
дух предка рвется в слабое тело,
давит, бьет, наступает на горло,
нападает.
температура — припадки — страшная боль.
потомок — сопротивляется.
не спит, не выполняет ритуалов,
не делает бубна, даже
не ходит вблизи священных мест.
иногда впрочем может отбиться —
не принимать на себя шаманство,
не потокать воле предков.
это как правило обходится дорого —
сумасшествие, смерть.

там все эти симптомы
называют “шаманской болезнью”.
говорят, некоторые могут сопротивляться духам
годами.
а духи — гложут кости шамана,
рвут его мясо,
приказывают камлать,
шепчут тайны вселенной,
кричат о них в оба уха.
наконец одержимый согласен
принять посвящение,
чтобы только освободиться
от постоянного шума
чтобы лечь и уснуть

танцы для солнца
кормление духов с руки,
беседы c демонами,
посиделки с богами
все, что угодно — в обмен
на минуту покоя
на час тишины
на год одиночества
и на целую жизнь для себя самого

<2014>

Про пхову

пхова — это буддийская практика умирания
на тибете вообще интересное отношение к смерти
нет ни страха, ни паники — все известно зарарнее, описано в книгах
умирающий точно знает, как все будет происходить

мне говорил учитель:
перед действительной смертью
растворяются элементы,
что образуют мир
это закончится быстро:
наверное за секунду
до остановки дыхания

первой всегда исчезает
основа
элемент земли растворяет вода:
человек набухает,
падает,
говорит: поднимите меня,
я тону
бедное тело мое
поедает земля

затем элемент воды
пожирает огонь
человек леденеет,
он говорит: согрей,
не отпускай меня
иней на кончиках пальцев
страшно здесь одному

элемент огня поглощает
ветер
человек иссушен,
губы — потрескались, кожа — потрескалась,
пыль скрипит на зубах

растворяется ветер и человек
без твердой основы
без чувств, без мыслей и запахов
вне гравитации, цвета и звука
над пропастью, над облаками,
над светом и над темнотой

дыхание прекращено
дыхание продолжается

щелчок —
и его
тоже
не стало

только сияющий столб
сквозь почти растворенное тело
гибкий солнечный стебель
движение вверх —
выход через макушку

а там — пустота, и огни,
шум и щебет,
и жар
и огромное заледеневшее море
и тысячи голосов,
люди и демоны,
руины и города,
камни и пар
дым и снежное белое небо

и сверху — сияющий крюк,
острый
алмазный
спасительный крюк

страшно штормит
мотает, кружит
нужно успеть уцепиться
шум уже нестерпим
холодные руки ложатся на лоб
дым под ногами
земля проходит над головой
снег и песок
кокон вокруг
сплел по рукам и ногам
солнечный стебель трещит
крутится калейдоскоп

нет бессильного тела
сопротивляться нельзя
вникуда по спирали
раскручиваются
последние
осмысленные слова

я боюсь умирать
звуки закончились потому
особенно страшно
ничего не увидеть вокруг,
нечему внемлить

мама
ваджрайогини,
пожалуйста,
заберите меня
в свою чистую землю

мама
ваджрайогини,
пожалуйста,
заберите меня
в свою чистую землю

мама
ваджрайогини,
пожалуйста,
заберите меня
в свою чистую землю

<2014>

Про Палден Лхамо

приезжай сегодня ночью ко мне,
перед самым рассветом, в последнем предутреннем сне
сквозь море крови и жира, на диком своем коне

оружие, скомканное в клубок — за твоей спиной
время спускаться туда где всегда темно
на рыбное, подкоряжное, самое черное дно

ты заходишь в комнату, на твоей груди
череп, холщовый мешок болтается позади
тот, в который ты собираешь болезни, туман и дожди

стой у моей кровати, за руку держи меня
пусть черепа на твоей короне тихонько звенят
будем друг другу рассказывать сказки прошедшего дня

<2014>

Небесное погребение

а вот на Тибете мертвецов не хоронят
да и где хоронить – сами живут в горах
неплодородная почва, голые камни
рис высаживать некуда, какие еще могилы
мертвецов оставляют сидеть
в уединенных местах
в ущельях или на горных плато
этот обряд называют
«небесное погребение»

мясо склюют птицы, останутся кости,
отполированные дождями, песком и ветром

из черепов потом сделают четки
из каждого — только одну бусину
говорят, они особенно хороши
для практики гневных божеств

мозолистые пальцы любовно перебирают
108 костяных бусин
гладят по затылку
чешут за ушком – всех по очереди
в конце концов, приятно думать
что как бы ни сложилась жизнь, каждый
получит свою порцию нежности
так или иначе

<2011>

Вниз

1.
кончился день
ушел в нигде
молоко в холодильнике скисло
бутерброд замер, приготовился спрыгнуть
перекувырнуться, упасть маслом вниз
задумчиво поглядел в вечернее небо сыр
раздался щелчок —
схлопнулся весь мир.

2.
ум низвергался как водопад,
вверх или вниз
тек мрачной индийской рекой,
стучался в буддизм
искал просветление и покой
найти не мог
пытался понять иллюзия он
или бог
боялся, топтался, плакал навзрыд
и нихрена
чего-то главного он не знал
тоска одна

что нет ничего
а реальность сном
поглощена

3.
в аську стучишься, а он тебе не отвечает
ну и ладно, черт с ним, думаешь, занят, наверное или болен,
а потом выясняешь, что полгода назад он умер
и лежит неопознанным трупом в земле, снежным холмиком в чистом поле.

и над ним пролетают, смеясь, разноцветные птицы.
больше нет одиночества и любви, и тоски, и злобы
сквозь него прорастают цветы и корни огромных деревьев
обнимают его, он младенец теперь у земли в утробе,

он теперь часть вселенского бесконечного океана,
где пути постиженья сливаются воедино с истинным светом.
он спит, он вода, он камень, песок, дыханье.
и ум его навечно в пути, который теперь никому неведом.

<2011>

ПОТУСТОРОННЕЕ

в деревне была церковь
когда-то переделанная в музей атеизма

потом атеизм закончился
ее начали переделывать обратно
да так и забросили

церковь стояла
облепленная прогнившими строительными лесами
с осыпающейся краской

приезжали периодически ее восстанавливать
какие-то не то студенты-истфаковцы
не то охочая до эзотерики
молодежь из стройотрядов
и копошились пару месяцев
среди кирпичного крошева
гнилых балок
цементной пыли

но тоска этого богом забытого места
брала свое
пафос затухал
молодежь уезжала
а церковка оставалась стоять
обезглавленная
осевшая
издыхающая

конечно пришли епархия сюда
молодого энергичного батюшку
глядишь бы закипела работа
церковь восстановили
но кому она была нужна
в этой полумертвой деревне
все кому было дело
до каких-то богов
сами нашли к ним дорогу
и научили их
говорить с собой

старуха жила в церковном подвале
к ней часто ходили
за каким-нибудь трансцендентальным советом
приглашали отпевать покойников
и снимать порчу
в основном приезжали из области
всякие хиппи
оплывшие тетеньки неопределенного возраста
да заикающиеся некрасивые
девушки в мятых платочках

старуха никому не отказывала
всех встречала
слушала молча
усмехалась странно
а потом шептала каждому
ответы на вопросы
заданные и незаданные
тетеньки хиппи и девушки
сразу менялись
неуловимо и потусторонне
уходили
и больше их никогда не видели

потом приезжали новые
автостопом или на пазике из райцентра
неуверенно оглядывались,
шарахались от тощих
деревенских собак
стучались в запертые ворота,
спрашивали где найти бабушку,
которая всем помогает

местные молча тыкали пальцем
в развалину церкви

старуха обычно встречала гостей
еще на дороге
страшная
раздутая
с тонкими сухими паучьими руками
она щурилась на свет
молча улыбалась
и жестом приглашала к себе

в церковный подвал не вело лестницы
в стене просто зияла дыра
земляной пол под уклоном вел вниз
почти в нору
с низким земляным потолком
с грубыми деревянными лавками
на одну старуха усаживала гостей,
на другую садилась сама и слушала

в деревне
к старухе относились безразлично
каждый ее житель
обитал в собственном
потаенном мире
и обитатели соседних миров
для него были все равно что тени
с ними можно было говорить
но все равно односторонне
оставались они ненастоящими
не до конца материальными

так и шла жизнь тайная странная молчаливая
иногда кто-то из деревенских
вдруг начинал тосковать
и уходил в темный сырой
всегда осенний лес
на поиски неназываемого

а когда выпал первый снег
наверное в конце
октября
в деревне появилась
девушка Таня
светленькая худенькая
с чахоточным румянцем
она приехала из краевого центра
тоже за советом к старухе

та встретила ее
и когда пошли в подвал
вдруг сказала:
тебе уезжать не надо
тебе умирать скоро
Таня ничего не ответила
но когда пришли в землянку
просто легла на лавку
накрылась кофтой и заснула
не закрывая глаз

Таня осталась жить
в церковном подвале
старуха не стала ее выгонять

чем ближе было к зиме
тем раньше старуха вставала
чуть ли не на рассвете
сразу уходила
и возвращалась лишь ночью
сначалаТаню это пугало
потом она привыкла
и полюбила быть одна
гуляя она встречала местных
погруженных в потустороннее
и со временем переняла
их потаенный образ жизни
стала воспринимать их
как тени
большую часть дня
Таня лежала в подвале на лавке
смотрела в земляную стену
ей открывались
небесные сказочные картины
и вся ее новая жизнь

когда навалилась зима
Таня вдруг полюбила гулять
она расчищала снег
почти заваливший за утро
после старухиного ухода
лаз в подвал
и шла по единственной
деревенской улочке прямо
дома заканчивались начинался лес
потом поле потом снова лес
дорога исчезала засыпанная снегом
зимой здесь никто никуда не ходил
но Таня все равно шла дальше и дальше

однажды она забрела
на незнакомую опушку
куда ни глянь расстилалось
снежное поле
то там то здесь из земли торчали
темные уголки
изломанные буквой «л»
Таня не сразу поняла
что это кладбище

могилы и покосившиеся
деревянные кресты занесло
только отсыревшие голбцы
прикрывающие надписи на крестах
были едва видны

Тане на кладбище понравилось
уютно и покойно было
люди там окончательно
растворились в своих мирах
перестали быть даже тенями
от этого становилось особенно хорошо
девушка сидела на снегу
между черных голбцов
и думала что нынешние
наземные жители деревни
ничем не отличаются от этих бывших
которые лежат в земле
не цепляются за жизнь
не гонятся за суетным
путешествуют по своим мирам
в мертвых полусгнивших домах
мир был правильным и последовательным

во время одной такой прогулки
Таня издалека заметила
какую-то процессию
темную неторопливую
не приближаясь и не удаляясь
двигалась параллельно горизонту
цепочка людей
странные они были
не погруженные в миры
и на тени совсем не похожие
отчетливые и реальные
сразу ясно нездешние

Таня полюбовалась на них издалека
и пошла обратно в деревню

старуха уже вернулась в подвал
и сидела поджав ноги на лавке
когда Таня вошла старуха
ей потусторонне улыбнулась
и Таня сразу поняла
что видела на кладбище мертвых

хочешь, расскажу сказку?
вдруг спросила старуха
не дожидаясь ответа
начала
в одной стране жил принц
это было давно
принц был хороший
подданные его любили
потому что верили он
воплощение бога
сам принц тоже верил
потому поступал правильно
так как должно
однажды отец по навету жены
выгнал его из дворца
принц подчинился и много лет
жил в землянке в лесу
он никогда не обижался
на несправедливость отца
не ругал злую судьбу
потому что знал
вся жизнь в этом мире ненастоящая
лишь иллюзия только игра
настоящая же начнется там
после смерти
начнется когда
все что должно и правильно
будет сделано
и вот там вот будет
радость свобода любовь
истинное божественное воплощение
счастье в далеких мирах
после смерти отца
принц вернулся домой
и стал мудрым правителем
народ уважал его
за верность древним законам
однажды среди людей
поползли слухи
что жена принца не почитает мужа
и изменяет ему
принц прогнал жену
хотя очень сильно любил
хотя знал что слухи неправда
но авторитет
но верность древним законам
но воля народа
в изгнаньи жена умерла
но он утешал себя тем
что она уже в своей настоящей
счастливой радостной жизни
а он только помог ей
так принц жил долгие годы
чем старше он становился
тем сильнее
желал умереть
старуха замолчала и улыбнулась

Таня взглянула на эту улыбку и все поняла
но все равно спросила
а что же было потом?
потом принц состарился
умер
он умирал спокойным и радостным
он знал что его настоящая жизнь начинается
в ту секунду когда умер он понял
нет никакой настоящей жизни
божественной оболочки нет
и даже собственного бессильного тела
нет
его уже несут на погребальный костер

это было так страшно так тоскливо
что принц захотел заплакать
но не было у него больше глаз
не было у него больше слез
и он отправился
в единственный существующий
в единственный реальный мир
чтобы прожить там
свою смерть

старуха замолкла и посмотрела вверх
Таня подняла глаза
через дыру в стене церкви было видно
как падает тихими
крупными
хлопьями
снег

<2010>